[YamaMuku]

Название: Зависть
Автор: Азраил
Бета:
Фандом: Реборн
Пайринг: Мукуро/Ямомото
Жанр: ангст, размышления
Рейтинг: R (авторский)
Дисклаймер: а как зовут того чепчика, который это придумал, а?
Предупреждение: слеш? Необычный пейринг? Странный стиль?
От автора: написано по заявке Репорно. Мукуро/Ямамото. Ямамото завидует Мукуро. у него есть всё: девушки, деньги и большой член (подглядывает, когда Мукуро моется. сначала просто дрочил на это всё, потом фапал на синие волосы паховой области) ключевая фраза - "можешь РАССКАЗАТЬ мне как заниматься сексом?". на что получает практическое пособие по сексу в лице себя и Мукуро.
NC - приветствуется с красным ковром и чёрной икрой. (очень хотелось бы)
сможете? Месяц. Как и было обещано.

Я никогда никому не завидовал. Ни-ког-да. Никогда до того, как я увидел тебя. Тогда, в первый раз, когда ты назвал своим именем другого парня, пусть и убийцу, но малыша в душе. Тогда, это неведомое прежде чувство впервые всколыхнулось во мне, сотрясся душу, и расцветая в ней черными цветами. Тогда я впервые почувствовал зачатки этого странного чувства. Прежде оно не было недоступно - я никогда не умел завидовать. Обычно я всего добивался сам. Всего, чего хочу. Если я захотел стать лучшим бейсболистом я записался в бейсбольную секцию, потом попал в команду и не прекращал тренировок, если я хотел купить какую-то вещь или подарок, я шел и подрабатывал. Каждое мое желание было осуществимо для меня, ведь я делал все, для того, чтобы оно воплотилось в жизнь. Но тогда я впервые понял, что я не могу стать иллюзионистом. Как бы я не старался, но нет - не могу, потому что это зависит не от меня, и не от того, что я могу сделать, а от моих физических качеств. Недоступная мечта позволила мне тогда впервые ощутить на себе все краски и оттенки лютой зависти, которая не могла превратиться в ненависть.
Ненавидеть я тоже не умел. Я пацифист по природе, поэтому для меня ненавидеть - значит желать убить, но ведь зачем желать то, что ты и так можешь сделать? Я мог. Мог убить человека, и при этом не мучиться от того, что совершил, потому что этот мяч или поймаю я, или мой противник. Одно из двух, и как не крути - третьего не дано. Я никогда прежде не ненавидел. Да и кого мне ненавидеть? Хранителя Тумана? За что? Что он мне такого сделал, чтобы я хотел его убить и заставить Тсуну подыскивать ещё одного на место Хранителя? Нет. Нет, я не такой эгоист, поэтому я всего лишь присматривался внимательнее, видя то, как стайки девушек всех возрастов и мастей вьются вокруг тебя, желая заполучить хотя бы кусочек от его иллюзии, ведь оригинал находится в фактически заспиртованном состоянии. В такие моменты я учился, медленно и вдумчиво учился ненавидеть. Не девушек, конечно же - их то за что? - я учился ненавидеть тебя
Раньше мне была незнакома ревность – у него было множество девушек, и каждая из них была самим совершенством. Ни у одной не было изъяна, даже самого маленького – конечно, о чем речь, иначе бы Хранитель Тумана с ними бы не встречался, ведь ему всегда было нужно самое лучшее из возможного. Всегда он старался иметь право выбрать то, что хотели бы себе многие, и заполучить это любой ценой. В последнее время это обжигающее, горячее чувство стало просыпаться все чаще и чаще во мне, но мне оставалось только мысленно этому удивляться – я никогда прежде не хотел убить Хибари, за то что тот имеет право биться с Мукуро, никогда не хотел забить Тсуну, потому что его тела желал Рокудо. И я догадываюсь, что он желал не только свойства этого тела, но и самого Десятого. Ревность заставляла меня идти в туалет , тайком, чтобы убедиться в том, что Хранитель Тумана не делает ничего такого, за что я смогу его обвинить в своих мыслях, и удивлялся размерам его члена. Ревность горела внутри и била по нервам раскаленным молотом, но самым худшим было сохранять внешнюю веселость. Но ещё хуже моей ревности было любопытство – корень всех моих возможных бед.
Любопытство – не порок. Ведь так? Я убедил себя в этой мысли, и решился однажды, уставши от всех давящих меня чувств и подойти к ему с просьбой, обставив все, как любопытство. И это сгубило меня. Как кошку.
- Мукуро! – Я подошел к нему, вальяжно развалившемуся на диване с улыбкой.
- А? – Синий глаз раскрылся в любопытстве, и я, отчаянно набрав в легкие воздуха, выдохнул:
- Научи меня трахаться!
Тот закашлялся, и посмотрел на меня удивленными глазами:
- Что, прости?
- Научи меня трахаться. – Терпеливо повторил я, доказывая, что это ему не послышалось. Конечно, как такое могло послышаться? Но от своего решения я не стал отказываться – что было сделано, то сделано.
- Эм.. – Он задумался, и ухмыльнулся, каким-то своим мыслям. – Ну пошли.
Я последовал за ним в небольшую звукоизоляционную комнату – там обычно Мукуро проводил допросы, и, по совместительству жил там, как оказалось, в отдельной небольшой комнатушке, примыкающей к допросной.
- Вот только учти, я не умелец рассказывать, поэтому я тебе покажу, а ты запоминай.
Я кивнул в ответ, и только собрался сказать «хорошо», как почувствовал его язык во рту, ворвавшийся в приоткрытый рот. Пытаясь сообразить что происходит, и как он так близко оказался рядом, я открыл рот ещё шире, стараясь сделать вдох. Хранитель Тумана воспользовался этим, и я заметил краем глаза «оригинал». Сил на возмущение не хватило – земля стала уплывать из под ног, а я медленно растворяться в даримом мне наслаждении. Чтобы не упасть, я ухватился пальцами за его плечи, и стараясь удержаться , притянул его к себе ещё теснее. Поцелуй стал мягче, нежнее.
Его руки скользнули по моей груди, зажав между пальцами соски, и я простонал ему в рот, не в силах больше держать все в себе. Он был похож на горячий вулкан – горячий, несдержанный, плавящий и обжигающий меня. Моя разумная часть мозга оказалась мне недоступна – кислород ей на время перекрыла похоть. Та самая похоть, которая заставляет целовать губы, шею, спускаться ниже, расстегивая пуговицы и облизывать соски. Та самая похоть, которая заставляет мириться с присутствием второго иллюзорного Мукуро, стягивающего с меня штаны, и выгибаться под поцелуями живота первого. Та сама похоть, которая заставляет брать в рот его член, водит губами по толстой вене, облизывать головку и нежно посасывать мошонку. Та самая похоть, которая заставляет кричать в рот одному, когда он же отсасывает тебе, как сам дьявол. Та самая похоть, которая толкает на проникающие вовнутрь пальцы снова и снова ,заставляя умолять в голос о чем то большем. И та самая, которая трясет тебя едва стоит ему войти внутрь и начать двигаться, даря неземное наслаждение.
А вот потом приходит понимание. И вот тогда уже не хочется чего-то большего и запретного, а которая заставляет тебя стыдится собственной развратности, открытости и доступности, лежа с раздвинутыми ногами и вытекающей между них спермой, глядя на полностью одетого мастера иллюзий, который улыбаясь говорит:
- Вот как-то так и трахаются. – Смотреть на его легкую ухмылку и снова думать о том, каким идиотом ты был, и вспыхивать от гнева слыша: - Хотя ты, кажется, сам это знал.
Я пытался встать, но боль пополам с отчаянием заставляла меня сгибаться, зарываться в сбитое порывало, и чувствовать себя униженным, оскорбленным и .. использованным. И плевать что об этом попросил я. Но он мог.. мог ведь хотя бы… подыграть моему самолюбию.
Мог, но не стал. Сволочь. Скотина. Ублюдок. Садист. Я костерил его в страхе и отчаянии, потому что понимал – тому что произошло час, день, месяц назад больше не будет повтора никогда. Я сам этого не допущу никогда. И не важно, что я готов убить любого, кто заикнется о том, чтобы обратиться за помощью к этому Хранителю. Ну уж нет, я лучше Хибари потерплю.
Время шло, и каменные тиски потихоньку разжимали мою душу очутившуюся где-то под сердцем, холодную и заледеневшую. Плюнуть на то что произошло я не мог, потому что где-то угнездилась мысль о том, что все должно было быть не так, и может быть иначе в принципе. Но веры в это не было, поэтому я чувствовал, что впервые за долгое время я начинаю оживать. Жить. Чувствовать.
Зима внутри моего сердца кончилась и все стало постепенно возвращаться на свои места. Веселость перестала быть наигранной, а гордость просвечивающей как рваные носки. Время заставляло мириться с болью, принимать её, и все становилось легче. Но все хорошее однажды заканчивается, и покою в моем маленьком мирке тоже оставалось недолго.
- Ямомото. – Тсуна завел разговор, который не должен был начинаться.
- Да, Десятый?
- Я слышал, ты не ладишь с Мукуро. Это так? – Пытливый взгляд выложенных янтарем глаз – и попробуй, соври ему в гипер-режиме…
- Ну что ты, просто мы мало общаемся. – Улыбаясь, говорю лишь эту полуправду. Он усмехается. Блин. Ничего хорошего из этого разговора точно не получится!
- Тогда у вас есть шанс пообщаться. – Тсуна улыбается моей улыбкой – той самой, которая с годами, как говорят, стала безжалостной.- Марш к нему мириться.
- Мы не ссорились. – Упрямлюсь я.
- Да, вы просто переспали а теперь не знаете как друг другу сказать о том, что хотите чего то большего. – Савада усмехается, и я понимаю, почему наши враги его уважают. – Значит так – пока не помиритесь, буду ставить в дежурство вместе.
Я морщусь. Это хуже зубной боли – расталкивать друг друга по ночам, гонять по обходам и постоянно перепираться по поводу того, кто спит первым.
Я иду по темному коридору к допросной, заглядываю туда, боясь снова оказаться на территории иллюзиониста, потому что практика показала – лучше оставлять свои идеи при себе и появляться тут как можно реже. Собственность Тумана это все-таки неожиданности и все что с ними тесно связано. Дверь тихонько скрипит. Постанывают половицы. Потайная комнатка распахивает свои объятия, напоминая о том, что здесь происходило когда-то. Диван пуст, но воображение дорисовывает фигуру, вальяжно раскинувшуюся на нем. Неожиданно на животе смыкаются руки, и тихий голос шепчет прямо в ухо:
- Прости меня, я не знал.. не думал… и как вести.. а тут ещё такое желание.. я не сдержался.. прости.. так нужно.. а потом больно.. представляешь?... прости, я не хотел… прости… меня.. умоляю.. я просто обезумел.. так здорово… так долго хотел.. прости ….ты нужен мне…
Мир окрашивается в краски вселенской любви и счастья. В цвета сладкого поцелуя. В цвета нежности и привязанности ко всему миру. Мои чувства готовы раскрасить эту обычную комнату в самые необычные цвета: в цвета объятий, нежности, счастья, веры, прощения и любви.
И в этот самый момент я, наверное, не вспомню, что никогда прежде я не умел…